Председатель Нацбанка Кайрат КЕЛИМБЕТОВ в ходе презентации перед депутатами отметил, что от создания ЕНПФ не стоит ждать “манны небесной”. Очевидно, настроения значительной части депутатского корпуса были выражены вице-спикером мажилиса Даригой НАЗАРБАЕВОЙ, которая выразила надежду на то, что старость казахстанцев будет “не менее богатой и обеспеченной, чем у японцев”. Так или иначе, в определенной степени этот обмен репликами возвращает пенсионную систему в ситуацию концептуальных споров, которые велись перед принятием решения в феврале прошлого года о консолидации всех пенсионных активов. При этом одной из опасностей усиления государственного влияния на пенсионную сферу традиционно считалось возникновение своеобразной спирали, когда вмешательство государства не приводит к повышению эффективности системы, но повышает социальные ожидания и формирует запрос на новое усиление государственного влияния. Собственно, так и произошло с конкурентной пенсионной системой. Появление серьезных проблем из-за отсутствия внутреннего фондового рынка в середине 2000-х, запаздывание программы аналогичной или даже более масштабной, чем проводимая сейчас программа “народного IPO”, дефицит инвестиционных инструментов и среднерыночная доходность фондов, которая с 2003 года была устойчиво ниже инфляции, создавали достаточно серьезный настрой на то, что система нуждается в реформах. 

До начала кризиса и в ходе его первой фазы казалось, что усовершенствование пенсионной системы будет связано не с усилением роли государства, а с развитием фондового рынка и увеличением возможностей индивидуального выбора для вкладчиков. Тем не менее введение мультипортфельности, предусматривающей для вкладчиков возможность выбора инвестиционной консервативной, умеренной или агрессивной стратегии, так и не было осуществлено. В значительной степени это, конечно, было связано с кризисом и провалом фондовых рынков, делавшими несвоевременным введение портфелей с большой долей инвестиций в акции. К тому же в ходе кризиса происходило заметное ужесточение регулирования, и сами фонды скептически относились к возможности создания агрессивного портфеля с высоким буфером капитала, который должен был срабатывать в ситуации, когда пятилетняя доходность фондов оказывалась ниже среднерыночной доходности на 30%. Акционеры многих фондов не приветствовали вложения в какие-либо активы, требовавшие формирования дополнительных резервов, предпочитая, чтобы их пенсионные “дочки” инвестировали в большей степени в государственные ценные бумаги, поскольку это не требовало формирования дополнительных резервов. Даже отмена очень высоких регуляторных требований об инвестировании в госбумаги и установление минимума на уровне 20% не привело к росту инвестиций в бумаги корпоративных эмитентов, в том числе иностранных. И, в отличие от девальвации 2009 года, когда были фонды, выигравшие в результате более рисковой стратегии и вложений в инвалютные эмитенты, о какой-то масштабной успешной диверсификации в ходе девальвации 2014 года говорить не приходится.  

Результаты фондов за последние 5 лет показывают, что наиболее высокую доходность демонстрировали НПФ с консервативной стратегией инвестирования. Одним из ключевых факторов, определявшим низкую доходность, была возможность размещать государственные облигации по уровню значительно ниже инфляции. Участники рынка даже говорили о том, что у государства есть выбор: либо выстроить нормальную кривую доходности с адекватной стоимостью размещений (что удорожало бы заимствования для эмитентов), либо продолжать поддерживать экономику за счет низких ставок по пенсионным деньгам. Но в последнем случае придется смириться с тем, что через некоторое время произойдет массовая реализация выданных государством гарантий доходности по пенсионным накоплениям в момент выхода на пенсию не ниже, чем инфляция за весь период накоплений. 

Некоторые из экспертов, кстати, говорят, что казахстанская гарантия доходности не ниже инфляции была беспрецедентна для государств с аналогичным уровнем развития экономики и давала избыточный уровень защиты, провоцирующий наряду с другими факторами безразличие массового потребителя к своим пенсионным накоплениям. Очевидно, эта отчужденность влияла на осуществление планов повышения возможностей индивидуального выбора пенсионного портфеля, поскольку не совсем понятно, зачем вводить мультипорт¬фельность, если не удается добиться того, чтобы население более или менее осознанно выбирало свой пенсионный фонд. Фактически конкуренция носила во многом искаженный характер. Привлечение новых вкладчиков фондами происходило на основе не улучшения деловой репутации или каких-то долгосрочных стратегий, а разовых выплат агентами в пользу работодателей или самих вкладчиков с относительно большим уровнем накоплений. Попытки рынка договориться по поводу агентов не привели к успеху (сейчас что-то похожее происходит со страхованием по некоторым обязательным видам), и создать механизмы какой-то более здоровой конкуренции не удалось. 

Между тем почти безупречно выстроенная с институциональной точки зрения в 90-х пенсионная модель, очевидно, может работать лишь при определенном типе активности вкладчиков. Не удалось создать даже полноценных небольших групп населения, которые осознанно относились бы к своим пенсионным накоплением и могли бы стать своеобразным конкурентным субстратом, влияющим на определенные рыночные тренды. У фондов не было серьезной мотивации добиваться долгосрочной высокой доходности. Иногда, как в случае с рекордной предкризисной доходностью НПФ БТА, она несла рынку скорее вред, поскольку была результатом спекулятивной и манипулятивной стратегии, связанной с набором инструментов, не имеющих настоящей ликвидности. Регулятор, хотя такие возможности, очевидно, были, не стал дополнительно либерализовывать, например, требования к формированию резервов при инвестициях и вводить требования об обязательной публикации в одинаковом формате состава инвестиционного портфеля фондов. 

Попытки регулятора побудить рынок снизить комиссионные фондов также не привели к значительным результатам. Это осуществили лишь дочка Нацбанка ГНПФ и НПФ “УларУмит”. Между тем одним из преимуществ ЕНПФ перед частными фондами будет как раз существенная экономия на административных расходах. Казахстанская модель включала жесткие ограничения на вложения в бумаги аффилированных эмитентов, которые не могли составлять более 10%  и, если бы это ограничение не работало, судьба пенсионных накоплений была бы еще печальней. Действующий председатель Нацбанка, однако, крайне негативно настроен по отношению к сделанным вложениям в бумаги “мусорных” эмитентов, которыми были компании второго эшелона, хотя в масштабах системы это не были какие-то экстремальные цифры. Возможно, значительная часть этих инвестиций не была добросовестным заблуждением инвестиционных аналитиков фондов, и имела теневую сторону. Возможно, фонды, которые контролировались крупными банками, за исключением истории с НПФ БТА, грешили этим в меньшей степени. Определенные репутационные требования заставляли банки капитализировать фонды без надежды на очень высокую рентабельность. (В итоге объединение пенсионных накоплений произошло без компенсации частным владельцам фондов, что считал неправильным прежний глава Нацбанка Григорий Марченко.) Вероятно, если бы на пенсионном рынке было бы полностью запрещено участие банков, устойчивость системы и качество принимаемых инвестиционных решений были бы значительно ниже. 

Возвращаясь к пожеланиям “не ждать манны небесной”, можно сказать, что в нынешней ситуации, они, пожалуй, находят еще меньший отклик, чем в ситуации существовании конкурентного рынка и государства как регулятора и арбитра. Рост патерналистских настроений при отсутствии возможности влиять на управление пенсионными накоплениями, очевидно, неизбежен. Прийти к пенсионной культуре, в рамках которой отчисления будут реально составлять 10% и больше от заработка, будет крайне сложно. Может быть, какой-то компенсацией будет увеличение возможностей влиять на процесс сверху, с созданием ЕНПФ увеличиваются возможности анализировать, насколько отчисления соответствуют заработной плате. Включение в пенсионную систему самозанятых теперь также становится в большей степени вопросом эффективности бюрократии, чем совершенствования культуры пенсионных накоплений. Менее убедительными, чем в ситуации конкурентного рынка и возможности выбора, будут и выкладки, обосновывающие необходимость повышения пенсионного возраста для женщин. И база поддержки непопулярных, но необходимых дальнейших реформ будет ниже, чем в ситуации, если бы страна имела развивающуюся негосударственную накопительную пенсионную систему.