Курс тенге при этом за день изменился с Т313,99 до Т331,33 за доллар, что стало новым историческим минимумом национальной валюты. На прошлой неделе, несмотря на уже очевидно проявлявшийся тренд на снижение цен на нефть после отсутствия договоренностей на встрече ОПЕК в Вене и снижение курсов “сырьевых” валют (пожалуйста, предыдущий номер Панорамы), объемы торговались ниже $100 млн, а ослабление тенге было плавным. На развитие событий влияет совпадение сразу большого количества негативных факторов, помимо цен на нефть и ослабления рубля, и возможного эффекта от повышения ключевой ставки в США (объявление о решении по которой придется на праздничный день в Казахстане), и даже не самого повышения ставки, которое, как считается аналитиками, уже отыграно в текущих курсах доллара, а возможном объявлении намерения дальнейшего роста ставки под влиянием улучшения макроэкономической ситуации в США. Очевидно, в таких условиях какое-либо прямое вмешательство в ход торгов со стороны Нацбанка противоречило бы его собственным программным установкам, принятым при переходе к инфляционному таргетированию о недопустимости интервенций против тренда. И даже сглаживание слишком резких колебаний, пока сила внешнего тренда остается очень высокой, вряд ли является каким-то очень эффективным решением.

Что касается предоставления кратко-срочной ликвидности, то ее объемы, очевидно, остаются крайне ограниченными. За понедельник индекс Tonia, отражающий ситуацию по ставкам однодневного репо, вырос сразу на 24% до уровня свыше 38% с уровней около 14% при открытии рынка. Рост этого индекса отражает происходящее на валютном рынке и ожидание дальнейшего ослабления тенге, по крайней мере, до момента принятия ФРС решения о ключевой ставке. При этом линией нового руководства Нацбанка остается отсутствие принятия каких-либо решений по базовой ставке и, следовательно, обязательств, связанных с регулированием уровня кратко-срочной ликвидности. Этот подход достаточно бескомпромиссно критиковался миссией МВФ (пожалуйста, Панорама №45), но это не поменяло каким-либо образом позицию Нацбанка, отменившего и декабрьское заседание по ставке. Если бы оно проводилось, естественным логичным решением в нынешних условиях могло бы быть только поднятие ставки и с нынешнего весьма высокого уровня в 16%. Дальнейшее ужесточение, однако, могло бы сказаться на ситуации в банковском секторе, так как повышало бы стоимость фондирования для банков в небольшой части корпоративных депозитов, остающихся в тенге, поскольку ставки на рынке репо являются в какой-то степени ориентиром для депозиторов.

Значительная часть экспертов критикует также существующий разрыв между ставками на рынке краткосрочной ликвидности и максимально разрешенными ставками по депозитам в тенге. Уровень ставки в 10% никак не способствует началу процесса дедолларизации даже в среднесрочной перспективе и выгоден крупнейшим банкам, которые сохраняют к тому же преимущества при фондировании из ЕНПФ и в рамках различных государственных программ.

Интересно, что практически первым прозвучавшим пунктом в рамках структурной части антикризисного плана правительства и Нацбанка стало именно упоминание о создании механизма гибкой ставки. Министр национальной экономики Ерболат Досаев заявил, что “в среднесрочной перспективе основной задачей Национального банка и правительства является снижение инфляции до 6-8% в 2016-2017 годах, 5-7% в 2018 году, 4-6% в 2019 году и 3-4% в 2020 году. В апреле 2016 года будет внедрен механизм гибкого изменения базовой процентной ставки, который будет ориентирован на обеспечение стабильности цен и снижение уровня инфляции. Это позволит повысить эффективность операций денежно-кредитной политики и усилить ее влияние на ставки денежного рынка”.

То, что изложение структурных реформ началось именно с упоминания о ставке, с одной стороны, показывает, что переход к инфляционному таргетированию является, возможно, важнейшей из осуществляемых структурных реформ. С другой стороны, упоминание о том, что механизм гибкой ставки будет внедрен в апреле 2016 года в сочетании с отменой двух заседаний Нацбанка по базовой ставке, может означать, что период возможной очень высокой турбулентности ближайших месяцев на валютном рынке будет пройден без классических инструментов регулирования, связанных со ставками и предоставлением краткосрочной ликвидности. С одной стороны, это может ограничивать потенциал спекуляций со стороны рынка, с другой - создает предпосылки для кризисных ситуаций у банков, у которых существует разрыв между основной валютой фондирования и валютой кредитования, и которые, вероятно, столкнутся с продолжающейся долларизацией депозитов. Между тем Нацбанк остается и регулятором, осуществляющим банковский надзор, и органом, определяющим параметры денежно-кредитной политики. То, что положение о ставке прозвучало в рамках правительственного антикризисного плана от министра экономики, ставит под сомнение независимость центрального банка. Вопрос о ставках, по идее, относится к его компетенции в отличие от каких-то стратегических, типа перехода к инфляционному таргетированию.

Можно вспомнить в чем-то похожую ситуацию в России, когда позиция министра экономики о желательности смягчения политики и снижения ключевой ставки была проигнорирована в тот момент российским Центральным банком.

Решенне о повышении базовой ставки, вероятно, будь оно принято, должно было бы сопровождаться антиспекулятивной риторикой. Выбор, однако, пока делается в пользу отсутствия каких-либо вербальных интервенций и попыток повлиять на ситуацию. Возможно, это какое-то демонстративное молчание, не только “умывание рук” в желании показать, что курс формируется без решающего участия Нацбанка, но и “закатывание рукавов”, чтобы продемонстрировать отсутствие скрытых козырей. Открытым остается вопрос, как долго такая индифферентность может оставаться основной линией поведения в условиях, когда ослабление курса в реалиях казахстанской экономики очень сильно влияет на уровень инфляции. Непонятно также остается, каким может быть инструментарий будущего вмешательства в условиях, когда механизм действия ставок недоформирован. Наиболее логичным путем было бы, конечно, влияние на валютные позиции квазигосударственного сектора, если такие решения еще не приняты. В начале прошлой недели Нацбанк приветствовал решение биржи о технических изменениях в порядке валютных торгов, увеличивающих размер лота при котировках в валютных парах, существенно отклоняющихся от предыдущих значений. Это было создание дополнительного барьера для валютных спекуляций, вряд ли, однако, эффективное в условиях очевидного тренда, основанного на фундаментальных факторах, проявившихся в понедельник.

Вчера в ходе утренней сессии ослабление тенге продолжилось до уровня в 337,80 за доллар, правда, при немного снизившихся до $127,250 млн объемах сессии. Возможно, это влияние ограничения тенговой ликвидности. Уровень индекса Tonia в 11 утра во вторник превышал 38% годовых. Прогнозировать дальнейшее развитие событий после праздничных дней на казахстанском валютном рынке крайне непросто. В случае недостаточно “ястребиных” комментариев ФРС и прекращения снижения нефтяных котировок в пятницу возможны обратные движения по тенге. С другой стороны, существуют и до конца не реализованные факторы, связанные с ослаблением, поскольку, например, рубль пока, по мнению многих аналитиков, в недостаточной степени среагировал на снижение цен на нефть.