Г-н Сонин подчеркнул, что его выкладки похожи на то, что говорилось им в прошлые выступления, и некоторые слайды подверглись изменениям лишь в части изменения показателей, связанных с результатами последнего года. Один из них, демонстрируемый в течение нескольких лет, заключается в наложении графиков роста дохода на душу населения в России и Южной Корее примерно с 10-12-летним лагом. В частности, в ходе кризиса 2008 -2009 годов российские показатели налагались на южнокорейские данные времен азиатского кризиса с очень большой степенью совпадения. До какого-то момента это соответствие было поводом для определенного оптимизма в плане повторения южнокорейской траектории развития рынка труда. Но в последние пару лет графики уже не выглядят столь похожими, и расхождение не в пользу российских доходов.
Еще один, не в первый раз демонстрируемый спикером слайд, - это соотношение роста производительности труда и зарплат. Дисбаланс особенно очевиден в части российского госсектора, где зарплаты и расходы растут быстрее, чем в целом в экономике, и в результате в этот сектор из производственных “как пылесосом” доставляются человеческие ресурсы. Это соотношение позволило г-ну Сонину (который вообще сделал несколько довольно мрачных прогнозов относительно возможности поддержания экономической и политической стабильности) сделать прогноз, что в случае “плохого развития событий” на улице может оказаться примерно 2 миллиона человек, специализирующихся на “поддержании исполнения госконтрактов силовыми способами”.
Рост зарплат происходит быстрее также в неторгуемых секторах, где нет конкуренции с импортными товарами, например в сфере обслуживания (это, очевидно, укладывается в симптоматику “голландской” болезни). С казахстанской экономикой был связан всего один, но недостаточно развернутый комментарий спикера, который считает, что недавняя девальвация тенге не имеет шансов попасть даже в раздел “казусы” мировых учебников по экономике. “Поддерживать управляемый обменный курс, а потом одномоментно от него отказаться - это очень плохие решения, поскольку политика обменного курса - это долгосрочный институт, основанный на доверии”. Что касается России, то в ходе прошлого кризиса там использовался управляемый обменный курс, и это имело определенные долгосрочные негативные последствия, и не случайно спад в российской экономике оказался глубже, чем у практически всех крупных экономик мира. Важные решения в экономической политике иногда принимались недостаточно быстро.
Сейчас же, несмотря на огромные инвестиции на российском валютном рынке в последние недели, речь все же идет о плавающем курсе. За исключением нескольких торговых сессий, например, после референдума в Крыму или решения о возможности использования войск за границами РФ, когда Центробанку приходилось продавать большое количество долларов, чтобы сгладить очень большие колебания, каждый день продаются определенные относительные небольшие для российского рынка объемы валюты. В начале марта это было $400 миллионов, ближе к концу месяца $200 миллионов, то есть регулятор скорей сглаживает колебания, чем пытается повлиять на тренд.
Что касается темпов экономического роста в России, то они примерно на 3-4 % ниже, чем в похожих экономиках, которыми являются даже не страны БРИК, а Турция, Мексика, Индонезия и некоторые другие страны. При этом темпы роста в России ниже, чем в развитых экономиках, чего не должно быть согласно экономической теории. При этом проблема еще и в том, что в отличие от развитых экономик, где низкие темпы роста сочетаются с относительно высокой безработицей, уровень безработицы в России остается крайне низким. Это делает бессмысленным использование каких-либо традиционных стимулов для увеличения внутреннего спроса, поскольку нет людей и свободных производственных мощностей, способных откликнуться на стимулы. В результате каких-либо возможностей повлиять на ситуацию быстро просто нет, и единственным методом влияния являются, по оценкам г-на Сонина, структурные реформы, которые могут повлиять на ситуацию лишь через довольно продолжительное время.
