Пожалуй, впервые на столь высоком уровне выдвинута столь радикальная трактовка социальной ответственности крупного несырьевого бизнеса, от которого, оказывается, ждут строительства детских садов и школ в Алматы. Весной г-н Сапарбаев проявил активность в связи с конфликтом в другом секторе казахстанской экономики, высказавшись против временного снижения зарплат рабочих в “Арселор Миттал Темиртау”, которое предполагалось в качестве компенсирующей меры на происходящее ухудшение конъюнктуры для металлургической отрасли и принятия решения, что эти проблемы, на сей раз, не будут решаться с помощью девальвации тенге. Возможно, увещевания вице-Премьера тогда повлияли на то, что зарплата не была сокращена, но способствует ли это стабильности и долгосрочности существования рабочих мест и тем более созданию новых, остается большим вопросом. Возможно, на металлургических предприятиях будет все больше людей, формально не имеющих отношения к металлургическим предприятиям. Выступающие работодателем рекрутинговые компании вряд ли будут испытывать какие-либо моральные проблемы в случаях необходимости сокращения персонала. В российском парламенте принят или готовится к принятию специальный законодательный акт, запрещающий подобный найм персонала. Так или иначе, попытки “переломить ситуацию через колено” в плане социальных обязательств - это вряд ли что-то в духе структурных реформ, содержащихся в “100 шагах”, где по большому основной идеей стало все же ограничение и модернизация роли государства. До сих пор считалось, что антикризисный контракт между властью и бизнесом состоит в том, что государство максимально должно помогать ему сокращать издержки в обмен на сохранение рабочих мест. В этом смысле риторика г-на Сапарбаева выглядит до определенной степени новым словом, поскольку ставит все с ног на голову, пытаясь возложить на бизнес трудно реализуемые социальные обязательства в условиях сокращения бюджетных расходов. Даже учитывая профильность вице-Премьера, защищающего “социалку”, очевидно, подобные предложения было бы себе трудно представить еще совсем недавно. Благотворительность вряд ли может быть “обязаловкой”, и ее уровень пока настолько далек от уровня развитых стран, что к ней надо относиться как к хрупкому растению, которое очень легко сломать.

Ситуация с ростом роли фондирования со стороны государства стирает определенные границы и размывает ответственность. Сетования на то, что одной из основных проблем казахстанского бизнеса является то, что средние компании в несырьевых секторах не преодолевают определенный уровень и не становятся крупными, если продолжить логику вице-Премьера, выглядят теперь просто нелепыми. На самом деле стабильность групп, созданных небольшой генерацией предпринимателей, не является столь уж безусловной, а ценность рабочих мест, не связанных с бюджетными деньгами и поступлениями от сырьевого экспорта, вроде бы должна расти. Текущая ситуация для группы г-на Смагулова выглядит совсем не благостной, учитывая конкуренцию с простимулированным дешевым рублем, российским импортом и в автопроме, и в мукомольной отрасли, и общее снижение деловой активности и потребительского спроса. Тем не менее, предполагается, что именно сейчас самое время для таких холдингов начать строить школы и детсады в городах. Альтернативой в духе структурных реформ такому “отеческому” отношению к бизнесу было бы, например, создание системы, при которой госдотация в определенных размерах следовала за каждым дошкольником в детский сад вне зависимости от формы собственности. Стимулировать инвестиционную привлекательность новых детских садов с помощью такого механизма, как и мини-проекты в рамках ГЧП, однако, оказывается тяжелее, чем видеть виновником ситуации бизнес.

Возможно, смысл всего сказанного вице-Премьером не в риторике, хотя для состояния бизнес-климата она очень важна, а в стремлении обратить внимание на льготные условия фондирования гигантского торгового центра, который должен появиться на ЭКСПО-2017. Т37 млрд под 3% годовых выглядят, конечно, серьезными деньгами, однако решение принималось правительством в здравом уме и доброй памяти. К тому же наверняка любые вливания в экономику такого масштаба рассматриваются в нынешней ситуации как стимулирующее “контрциклическое” решение. Предполагалось, что казахстанское содержание в рамках ЭКСПО-2017 должно составлять не менее 60%. Еще более важным вопросом остается то, насколько новая “Плаза” будет открыта для казахстанских товаров и услуг после завершения строительства. При этом неясно, что может быть эффективнее привлечения специализированного и зарекомендовавшего себя хорошо бизнеса, при том, что оно, возможно, должно было бы проводиться на более конкурентной и транспарантной основе. Бюджетные программы, связанные с ЭКСПО, как показывают последние события, далеки от идеала. Даже клановые сдержки и противовесы не в состоянии сделать такие масштабные госпроекты эффективными.

Импровизированная или продуманная вспышка гнева вице-Премьера вряд ли приблизила появление новых школ и детских садов, зато точно не улучшила бизнес-климат.