В начале процесса снижения цен на нефть осенью прошлого года практически никто из аналитиков из инвестиционных банков не считал высокой вероятность подобного снижения цен. Нижняя граница подавляющего большинства прогнозов аналитиков была на уровне $75-80. На этом уровне закладывалось и наиболее консервативное бюджетное прогнозирование стран, зависящих от доходов нефтегазовой отрасли. Осенний стрессовый сценарий от российского Центробанка о том, что будет при цене в $60 за баррель, оценивался как крайне маловероятный и начал обсуждаться публично с некоторым запозданием, когда ситуация уже развивалась в этом направлении. Казахстанский регулятор в момент принятия решения о расширении валютного коридора тенге в сторону укрепления (пожалуйста, Панорама №34 за 2014 год) также расценивал возможность драматического изменения цен на нефть как маловероятную. Событием этой недели стал пересмотр прогноза по ценам на нефть от Goldman Sachs, радикально изменившего взгляд на перспективы цен на нефть в ближайшие два года. Банк понизил прогноз западнотехасской нефти WTI на ближайшие три месяца до $41 с $70 за баррель, прогноз для Brent - до $42 с $80 за баррель. Кроме того, аналитики понизили прогноз цен на нефть марки Brent в 2015 году до $50,4 с $83,8 за баррель, а в 2016 году и далее - до $70 с $90 за баррель. Столь радикальное снижение прогнозов по нефти одним из крупнейших мировых финансовых институтов повлияло в какой-то момент даже на рублевый рынок. Похожие изменения происходят и с прогнозами других крупнейших инвестбанков, российский “Коммерсантъ”, в частности, сообщил, что со схожим прогнозом в конце прошлой недели выступил Societe Generale, где ожидают среднегодовую цену Brent $55 за баррель. Радикальные изменения ситуации могли бы быть связаны главным образом с принятием решений о сокращении экспортных квот странами ОПЕК. Надежда на это практически отсутствует, поскольку несколько стран картеля, обладающих наибольшими резервными фондами, и, прежде всего, Саудовская Аравия решили вести ценовую войну с американскими производителями сланцевой нефти до “победного конца”. Таким образом, достаточно популярные теоретические выкладки о том, что длительное и радикальное снижение цен на нефть невозможно как раз потому, что в саудитский бюджет заложена цена свыше $90 за баррель и королевство не может отказаться от финансирования социальных расходов, оказались полной химерой. Еще одним новостным событием последних дней стало интервью газете USA Today принца аль-Валид бен Таляля, заявившего, что уровень в $100 за баррель навсегда остался в прошлом. И он не видит, каким образом ситуация может вернуться в стадию очень высоких цен при нынешнем соотношении спроса и предложения. Возможно, до определенной степени эти оценки представляют собой “акцию устрашения”, поскольку страны ОПЕК хотели бы добиться ухода с рынка под влиянием низких цен именно производителей сланцевой нефти.
По оценкам, приводимым в российской прессе, аналитики довольно скептически относятся к идее быстрой балансировки предложения закрытием избыточной новой добычи в США и Канаде, что и сказалось на снижении прогнозов. На прошлой неделе в США была остановлена работа 60 из 1,7 тыс. добывающих сланцевую нефть скважин, произошло также банкротство одной из небольших добывающих американских компаний, допустившей дефолт по кредитам. Возможно, самым болезненным следствием снижения цен для сланцевой индустрии могло бы стать именно ухудшение доступа к финансированию, за счет которого происходит появление новых скважин, при том, что долговая нагрузка добывающих компаний уже достаточно велика и не может не вызывать опасения кредиторов. Количество действующих скважин, согласно приводимым оценкам, может сократиться примерно до 1000, если сверхнизкая цена на нефть, ниже $50 за баррель, продержится в течение полугода. Уровень безубыточности добычи в сланцевой отрасли, оцениваемый весьма грубо в 65% за баррель, существенно варьируется у разных компаний. Кроме того, под влиянием ценового фактора этот уровень может существенно сдвигаться вниз за счет роста эффективности и снижения расходов. Известный российский экономист Сергей Афонцев, бывший в прошлом году одним из спикеров в рамках совместного проекта казахстанского Нацбанка и МГУ “Беседы об экономике и не только” (пожалуйста, сайт Панорамы panoramakz.com), назвал в качестве основного движущего фактора “сланцевой революции” именно технологическую гибкость вследствие существования высококонкурентной среды. По оценкам г-на Афонцева, “когда мы говорим, что в Америке - сланцевая революция, важно понимать, почему она произошла. Нефте- и газодобыча в США - высококонкурентный рынок, в котором разведены функции компаний-собственников и сервисных компаний. Есть большое число компаний, которые не владеют никакими месторождениями, а привлекаются для их разработки по контрактам. Та же Halliburton, о которой все любят говорить в связи с именем бывшего вице-президента Дика Чейни - это именно такая сервисная компания, которая занимается разработкой месторождений. Высокая конкуренция и наличие мощного сегмента сервисных компаний стали важнейшими предпосылками к тому, что компании оказались заинтересованы в разработке и внедрении новых технологий, в разработке ресурсов, которые раньше не использовались. Все знали, что нефте- и газоносные сланцы есть, но технологий для их разработки не существовало. Если конкуренции между компаниями нет, стимулы для разработки таких технологий отсутствуют. А зачем? Монополистам и без них хорошо. А вот когда компаний много и конкуренция между ними интенсивная, то из пятидесяти компаний две могут заняться разработкой новых технологий. Именно за счет этой конкуренции в США произошел колоссальный технологический прорыв, который не был возможен ни на постсоветском пространстве, ни в условиях функционирования государственных компаний в Малайзии или Бразилии, ни даже в Европе. И результат - налицо. И ведь никто не разрабатывал государственные программы, не было такого, что “Президент США издал указ, чтобы искать и разрабатывать сланцевый газ” - ничего такого не было. Для самих американцев это было неожиданностью. Бизнес сам все сделал”. Если отрасль устоит и в условиях такого существенного ценового давления, это будет вторым экономическим чудом, но сланцевая революция и так существенно повлияла на мировую экономику, поскольку обеспечила эффект снижения цен.
Наиболее уязвимой страной ОПЕК с точки зрения наполнения бюджета в нынешней ситуации оказывается Венесуэла, проводившая в период высоких цен на нефть крайне популистскую социальную политику и не накопившая никаких резервов. Нынешний Президент Венесуэлы Николас Мадуро видит во всем происходящем на нефтяном рынке “геополитический заговор” против Венесуэлы, России и Ирана. Внутриполитическая конъюнктура потребовала от г-на Мадуро отчаянных действий, и они последовали в виде визита в Китай, Иран и Саудовскую Аравию. Члены венесуэльской делегации заявляли, что смотрят на ситуацию с большим оптимизмом после переговоров в Саудовской Аравии, однако в реальности пока нет никаких свидетельств, что второй крупнейший нефтеэкспортер в мире после России готов снижать свою добычу. Реализация этого сценария не слишком вероятна еще и потому, что уровень доверия внутри картеля не слишком велик и обязательства, связанные с согласованными экспортными квотами, не всегда соблюдались в реальности.
В ходе открывшегося в среду в Москве Гайдаровского форума глава “Сбербанка” Герман Греф высказал точку зрения, что цена на нефть не сможет долго удерживаться на уровне $40 за баррель, однако отметил, что на уровне $60-70 за баррель нефтяные цены могут держаться несколько лет. Он пояснил, что отскока цен к $60 можно ожидать в течение года - “чем глубже мы упадем сегодня, тем быстрее будет отскок”, хотя нефти по $100 за баррель уже не будет. По приводимым РБК его словам, снижение стоимости нефти отразится на российской экономике и вынудит власти сокращать госрасходы, сказал он, подчеркнув, что России необходим радикальный поворот в экономической политике, в частности, снижение давления на бизнес, усиление защиты прав собственности и повышение прозрачности работы правоохранительной системы. При этом при сохранении цен на нефть долго на достаточно низком уровне, Россию может ждать масштабный банковский кризис и существенное увеличение государственного участия в экономике. Государство будет вынуждено докапитализировать банки, чтобы они могли создать дополнительные резервы, а банки могут становиться собственниками своих заемщиков - промышленных компаний. Сценария, когда государство в экономике везде, крайне важно избежать.
