Стилистика действительно изменилась достаточно явно, но сейчас ясно, что речь идет о каких-то сущностных изменениях. Одни из ключевых посылов, почему содержательные изменения были маловероятны, основывались на том, что “по крайней мере два стратегических решения, принятых в финансовой сфере в последние три года, - поглощение Нацбанком АФН, а также слияние пенсионных фондов и создание ЕНПФ - вызывали предварительно серьезные возражения Нацбанка, который затем принимал состоявшиеся политические решения и адаптировал их к ситуации в финансовом секторе. Между тем для г-на Келимбетова выстраивание новой посткризисной реальности в финансовом секторе является органичным, он, очевидно, был одним из архитекторов складывающейся новой модели. При этом частью идеи г-на Келимбетова, высказанной еще в 2009 году, было то, что объединенный регуляторный орган должен возглавлять человек с определенной харизмой. (В какой-то степени объединение Нацбанка и АФН предвосхитило недавнюю реорганизацию правительства, укрупнение министерств и появление существенно более брутальных нескольких министров, способных в случае необходимости осуществлять управление в ручном режиме, пусть с некоторым ущербом для институциональной составляющей, которая предусматривала принятие большего количества решений на уровне правительства.) 

После завершения объединения пенсионного фонда он ушел с фондового рынка, и процесс восстановления нормального инвестирования происходит только сейчас. При этом ЕНПФ удалось создать конкурентную модель размещения средств, по крайней мере на депозиты банков, при котором размещения происходят в результате аукциона с участием разницы в рейтингах банков. Ранее ценообразование происходило в результате конкуренции между фондами, но возникающий механизм, также в значительной степени конкурентен. С инвестициями в бумаги иностранных эмитентов разобраться, несомненно, будет проще, поскольку здесь существуют ясные критерии, апробированные при инвестировании средств Нацфонда, и при этом инвестировании не может возникать никаких конфликтов интересов и внутреннего давления. При этом к средствам ЕНПФ получают доступ банки, обладающие капиталом выше среднего по банковской системе, в настоящий момент это Т65 миллиардов. 

Большой идеей обновленного Нацбанка наряду со снижением уровня проблемных кредитов до 10% от портфелей за два года является стремление создать банковскую “премьер-лигу” в результате поэтапного роста капитализации до минимального уровня в Т100 миллиардов. Программа выглядит очень амбициозной, и неизвестно, будет ли она воплощена в жизнь в том виде, как сейчас предлагается Нацбанком. В ходе подготовки плана и его обсуждения с банками он перестал вызывать настороженность небольших банков в такой степени, как вначале, поскольку был реализован достаточно ясный принцип - невыполнение каких-то требований по капиталу не влечет отзыв лицензии, а лишь ограничения в работе с деньгами населения (и пенсионными деньгами). Как ни странно, уверенности в том, что подобные компромиссы были бы найдены регулятором до изменения руководства год назад, нет. Аналогией, правда, конечно, неполной, может служить то, как происходило резкое увеличение требований к капиталу брокерско-дилерских компаний. Несмотря на активные возражения небольших игроков, произошла очень быстрая и существенная концентрация рынка, связываемая с необходимостью быть конкурентоспособным к моменту вступления в ВТО и создания единого финансового рынка в рамках ЕЭП. При этом, возможно, что-то в потенциале казахстанского фондового рынка было утрачено. Другим примером является попытка создания единого процессиногового центра с “переламыванием рынка через колено”, которая предшествовала отставке г-на Марченко и не добавила ему симпатий среди банков. 

Год назад в момент назначения нового председателя Нацбанка его договороспособность выглядела следующим образом: “как ни странно, репутация г-на Келимбетова как “ястреба” по отношению к финансовому сектору может в определенной степени обеспечить ему большую свободу рук и возможность достижения компромиссов”. Плюсом для него может быть отсутствие подозрений в излишней мягкотелости. Будучи председателем правления “Самрук-Казыны”, он осознанно позиционировался как администратор и политик, крайне консервативно относящийся к адресной поддержке даже системообразующих банков со стороны государства. В сентябре 2007 года г-н Келимбетов, говоря о возможном появлении первого антикризисного пакета госвливаний, исключил возможность поддержания за счет него кредитной активности на рынке недвижимости. Это “походило бы на поведение игрока, который проиграл в казино большую сумму, но ставит на рулетку еще немного денег в надежде отыграть все”. А также высказывался против решения проблем краткосрочной ликвидности за счет господдержки. Условием вливаний в капитал банков средств из Нацфонда в начале 2009 года становится принятие ими официальных заявлений о том, что эти деньги не будут использованы на погашение внешних долгов. Впрочем, принятие такой декларации не спасает БТА, и позиция руководства “Самрук-Казыны” оказывается достаточно жесткой по отношению к руководству этого банка (Нацбанк во главе с г-ном Марченко, как кредитор последней инстанции для БТА, был по крайней мере не менее принципиален)”. 

Очевидно, такая “ястребиная” репутация абсолютно необходима в условиях, когда зависимость банковского сектора от фондирования государства очень велика и увеличивается в последние годы. Кроме того, эффективное участие государства - это один из ключевых факторов осуществимости требования резкого снижения уровня проблемных кредитов в течение двух лет. Понятно, что крупные банки с самым высоким уровнем проблем вряд ли могут разрешить их полностью самостоятельно. Позиция регулятора о том, что традиционные лидеры сектора выбрали позицию “полузомби” и с этим связано снижение кредитной активности, выглядит все-таки некоторым риторическим преувеличением. Ведь проблемы банков связаны и с уровнем транспарентности и конкурентоспособности казахстанского несырьевого сектора, где находятся почти все заемщики банков, а также с наличием качественного спроса на кредиты и соответствующей долговой культуры. 

Пожалуй, именно выполнимость планов, связанных со снижением уровня проблемных кредитов, будет ключевым фактором, позволяющим оценить - были ли правильными все произошедшие за год перемены. Как известно, позицией предыдущего руководства регулятора было ожидание изменения ситуации на глобальном уровне, после чего у Казахстана будут все рычаги для того, чтобы относительно быстро решить ситуацию с проблемными кредитами. В результате их уровень в казахстанской банковской системе выглядит мировым антирекордом. Именно здесь разность позиций особенно велика, как и эффективность взаимодействия Нацбанка с другими государственными институтами. Аналитики “Стандарт энд Пурс”, достаточно критически оценивающие предыдущие программы регулятора, связанные со снижением уровня проблемных кредитов, вынесли из общения с рейтингуемыми банками впечатление, что на сей раз это будет эффективно и снижение уровня проблемных кредитов все же произойдет. 

В октябре 2013-го сферой, где разница в стилистике может иметь особое значение, казались вербальные коммуникации, прежде всего на валютном рынке. Возможно, это та сфера, где г-н Марченко был эффективней и убедительней. Тем не менее оценки, связанные с февральской девальвацией, первоначально звучавшие как ослабление курса без достаточных оснований в логике валютных войн, также постепенно смягчаются. Очевидно, этому процессу способствует новое ослабление российского рубля и отсутствие сдерживающих факторов в условиях действующего инфляционного таргетирования, заставляющего всех напряженно желать возвращения Центрального банка на валютный рынок. Доверие к валютной политике было подорвано, и проявлением этого кризиса доверия была реакция на провокационную СМС-атаку против трех банков, приведшая к серьезному оттоку депозитов из этих банков. Очевидно, уровень доверия будет восстанавливаться тяжело, но разница в ситуации с российским рынком после расширения валютного коридора в сторону укрепления выглядит достаточно показательной. Как растет и понимание масштаба угрозы, связанной с ослаблением рубля, и даже определенной дальновидности Нацбанка, позволившей ограничить рост российского импорта и улучшить ситуацию с ЗВР и платежным балансом. 

Только что опубликованная августовская статистика о покупках и продажах обменных пунктов и статистика, связанная с депозитами населения, показывает, что уход в доллары продолжается и уровень доверия недостаточно высок. Улучшение ситуации с платежным балансом - вряд ли весомый аргумент для рядовых граждан. Проблемной зоной остается недостаток регулятора как абсолютно нейтральной силы, стоящей над рынком и не подверженной какому-то политическому давлению. Возможно, наилучшим это восприятие было в первое председательство в Нацбанке г-на Марченко и затем при следующих руководителях Нацбанка и АФН до кризиса. С момента кризиса эта регуляторная объективность, очевидно, снижалась. В то же время регуляторы накануне кризиса предвидели определенные внутриказахстанские предпосылки для его появления, но банки, не желавшие усиления опеки, оказались в тот момент политически сильней. 

 Еще в большей степени, чем доверие к регулятору, пострадал уровень доверия к частным финансовым, особенно банковским, брендам. Присутствие государства во многом стало залогом и стабильности, и отсутствия оттока депозитов. В дальнейшем присутствие государства должно, согласно стратегическим установкам, сокращаться по мере восстановления уровня лояльности населения и инвесторов к частным институтам. Один из путей к этому - это, очевидно, создание банковской “премьер-лиги”. До конца неясно, насколько этот процесс будет органичен для обновленного регулятора, похоже, испытывающего изрядный скепсис по отношению к тому, как работает корпоративное управление в частных институтах в казахстанских условиях. Одним из красноречивых примеров такого скептицизма являются соображения главы Нацбанка по поводу кризисной волны дефолтов по корпоративным облигациям, которая стала результатом существования порочного круга между банками, пенсионными фондами и аффилированными проектами.