Как известно, явные проблемы внутри организации начались в июне этого года, когда Президент Белоруссии не принял участия в саммите, на котором подписывалось соглашение о Коллективных силах оперативного развертывания. Также Александр Лукашенко отказался от председательства в ОДКБ, несмотря на то, что подошла его очередь возглавлять организацию. Негативный эффект от этого демарша Минска был тем сильнее, что буквально на предыдущем саммите лидеров стран - членов ОДКБ в Москве было принято важнейшее решение для развития этой международной структуры: о создании Коллективных сил быстрого реагирования. Их предполагалось задействовать для помощи членам блока в случае агрессии или в иных чрезвычайных ситуациях. Раскол в ОДКБ произошел буквально сразу после важнейшего успеха в направлении военно-политической интеграции.
Причиной такого поведения Минска, как известно, стал экономический конфликт с Россией из-за введенных ею ограничений на импорт продовольственной продукции из Белоруссии. И в этом кроется самый неприятный факт для будущности ОДКБ: очень различная степень заинтересованности в ней различных участников организации. Если для одних, например, в первую очередь, Киргизии, реально функционирующая ОДКБ чрезвычайно важна как по соображениям экономическим, так и в плане безопасности, то для других, той же Белоруссии, это практически незначимый проект с точки зрения прямых собственных интересов. Участие в нем последней - не более чем дань союзническим отношениям с Москвой, и первое, чем Минск готов пожертвовать, даже демонстративно, в случае не то что разрыва, но даже и охлаждения этих отношений. Именно ОДКБ, а, естественно, не общая российско-белорусская система ПВО, не сотрудничество в военно-технической сфере и подготовке офицеров, оказывается "разменной картой" в конфликте сторон. Очевидно, что гарантий от повторения таких историй в будущем нет.
Отношение Узбекистана к военно-политической интеграции в постсоветской Центральной Азии определяется тем, как Ташкент оценивает состояние вызовов и угроз в регионе и собственные возможности им противостоять. Очевидно, сейчас эта оценка - в пользу своей способности успешного противодействия гипотетическим проблемам. Пока в Афганистане находятся западные войска, Узбекистан (как и его соседи) гарантированы от агрессии с южного направления. В том, что подавить внутренние угрозы узбекские силовые структуры могут сами, показал Андижан. Так что в данный момент большой заинтересованности в существовании в регионе военной инфраструктуры КСОР, где, естественно, доминировать будет Россия, у Ташкента нет. Хотя нельзя исключать, что ситуация может и измениться в случае, если социально-экономическое положение в Центральной Азии будет ухудшаться в результате кризиса, с неизбежным ростом угроз внутренней безопасности. Впрочем политика Ислама Каримова всегда отличалась двумя, в теории плохо сочетаемыми, тенденциями: стремлением демонстрировать максимальную самостоятельность и готовностью делать очень резкие повороты во внешней политике (вспомним дрейф между ОДКБ и ГУУАМ или историю с американской военной базой в республике).
Таджикистан, на территории которого уже находятся российские военные объекты, имеет козырь в отношениях с Россией, который периодически пытается использовать в экономическом диалоге с ней. Что, кстати, показали недавние события. Большого значения для Душанбе создание КСОР сейчас не имеет, это тоже всего лишь один из факторов отношений с Москвой.
Пожалуй, наиболее заинтересованными из региональных стран в развитии КСОР являются Казахстан и Киргизия, хотя и исходя из разных мотивов. Астана вынуждена постоянно учитывать возможность крупномасштабных беспорядков, а то и вооруженных конфликтов на территории своих южных соседей. Постоянно является актуальным вопрос о способности режимов центральноазиатских стран справляться с подобными проблемами. Для Астаны это угроза массового потока беженцев и "экспорта" самых разнообразных угроз безопасности. В связи с этим наличие структур КСОР со стационарными базами в государствах региона - важный позитивный фактор. Тем более, что российские вооруженные силы обладают немалым опытом военно-полицейских операций, который и будет в первую очередь востребован Казахстаном в случае дестабилизации в ЦА и который можно будет перенять в рамках КСОР.
По итогам саммита в Чолпон-Ате остался не до конца понятным статус будущей группы российских войск в Киргизии - будут ли они представлять КСОР ОДКБ или же это только фактор двусторонних российско-кыргызских отношений. Но даже если речь идет о втором, можно предположить постепенное переоформление статуса этой группы в структуру КСОР и присоединение к ней, даже символическое, контингентов других стран-союзниц. Похожий опыт военно-политического взаимодействия уже был в регионе в виде "совместной" охраны таджико-афганской границы в 1990-х годах.
Киргизия представляется страной, наиболее заинтересованной в скорейшем превращении КСОР в реально действующий механизм. Известные события в Баткенском регионе показали крайне низкий уровень боеготовности киргизских вооруженных сил и структур безопасности (вспомним лишь два факта - не боевая потеря двух вертолетов и просто анекдотическая история с пленением боевиками высокопоставленного военного). Слабо верится в то, что за прошедшие с тех пор годы недостатки системы были устранены, тем более в тех политических условиях, которые существовали в стране. Поэтому наличие базы КСОР в виде батальона сухопутных или воздушно-десантных войск с тяжелым вооружением, это, безусловно, уже сама по себе существенная гарантия стабильности. Наконец, Бишкек будет получать от этой структуры и определенные финансовые выгоды, как прямые, так и косвенные.
Ярослав РАЗУМОВ
