Г-жа ТУЛЕГЕНОВА настаивает на том, что она ничего не подписывала и высказала в телефонном разговоре лишь поддержку идеи того, что статус казахского языка должен быть повышен. По ее словам, сбор подписей или, вернее, выяснение ее позиции по этому поводу, происходило следующим образом: во время отдыха в Турции ей позвонил незнакомый человек, представившийся выполняющим поручение поэта и политика, и спросил: “Русскоязычные против повышения статуса казахского языка, какова ваша позиция?”, г-жа Тулегенова ответила, что она хотела бы видеть большее развитие казахского языка. Этим, собственно, и ограничилась беседа, что, тем не менее, позволило поставить подпись одного из символов Казахстана под письмом. “Незнакомец”, как выяснилось, проник на пресс-конференцию и внес некоторую дополнительную интригу, отрицая, что все происходило именно таким образом - и то, что г-жа Тулегенова находилась в Турции, и что последующие отказы подписантов были связаны с оказанным на них политическим давлением. В свою очередь, г-жа Тулегенова отметила, что она с некоторым опасением отнеслась к этому звонку, когда узнала, что он делается по поручению г-на Шаханова, поскольку “знает его характер”. Она уважает Мухтара Шаханова как поэта, но с гораздо меньшим пиететом относится к нему как к политику. Народная артистка даже сказала, что “быть может, он возомнил что-то” (очевидно, о своих возможностях как политика “за время работы в Киргизии”). Г-жа Тулегенова считает, что он мог бы сделать намного больше для языка именно как поэт, работая над своими новыми произведениями.

Она “далека от политики” и считает, что ее личный вклад в развитие национального языка и культуры связан также с искусством и это естественная позиция с учетом того, что каждый должен заниматься прежде всего своим делом и “пироги печет пирожник”. Она также не считает, что язык можно кого-то заставить выучить насильно и против непонятных “крайних мер”, упомянутых в письме. (Незнакомец, заявивший, что он представляет журнал “Жалын”, сказал, что это неправильный перевод и в виду имелись “жесткие меры против властей”, которые предполагается предпринять в случае, если они не предпримут каких-то действий.) Для г-жи Тулегеновой крайние меры неприемлемы, в том числе потому, что она пытается разговаривать дома с внуком на казахском, а он, понимая смысл слов, отвечает на русском - из-за неготовности говорить грамотно и несмешно. Она также против изменения статей в Конституции и считает, что сначала необходимо добиться лучшего качества письменной и устной речи от самих носителей языка, а потом учить русскоязычных. Она также отметила, что вся ее деятельность в искусстве так или иначе была посвящена развитию казахского языка. Казахский, татарский и русский являются для нее одинаково важными языками, и г-жа Тулегенова не намерена отказываться от какого-либо из них из-за изменений конституционного статуса. Кроме того, спикер уверена, что вину за состояние той или иной проблемы следует искать внутри себя, а не обвинять Президента или парламент.

В свою очередь, представитель группы организаторов письма также попытался произнести собственный спич, несмотря на протесты модератора пресс-конференции. Исключительный статус и возраст оппонентки, казалось, не произвели на него особого впечатления, и он сказал о “двуличных людях”, в то же время “не желая никого обвинить лично”, и сравнил ситуацию с тем, что происходило 25 лет назад, после декабрьских событий 1986 года, которые были “зарождением независимости страны”. Он также считает, что именно твердые подписанты, которые не отказываются от подписей, являются “настоящими друзьями своих русскоязычных соотечественников”. Г-жа Тулегенова, предельно откровенно и корректно комментировавшая свою позицию, ответила на это вопросом: “Так значит, я двуличная?”. У нее, в свою очередь, возникли ассоциации с 1937 годом, “когда ни за что был расстрелян мой отец”.

Николай ДРОЗД