Одним из парадоксов ситуации является то, что очень сильная макроэкономика и по-прежнему на высоком уровне осуществляемое управление бюджетными потоками пока никак не могут стимулировать восстановление экономической и предпринимательской активности до докризисного уровня, и диссонанс ощутим все сильнее. Следует заметить, сильная макроэкономика вообще не всегда способствует интенсивному лечению экономических болезней. В прошлом году произошел рост суверенных рейтингов Казахстана, а по ряду макроэкономических показателей страна могла бы быть оценена и выше, соответствуя параметрам группы государств, получающих рейтинги на уровне “А” с различными вариациями. Тем не менее это никак не сказывается на количестве инвестиционных проектов, реализуемых за счет средств частных инвесторов. Причем речь идет даже не об индустриализации в рамках ФИИР, поскольку диверсификация экономики давно уже стала не общим, а государственным делом, а о тех сегментах, где раньше приходилось, скорее, умерять инвестиционный пыл частных структур.
В то же время сопоставление с теми задачами, которые становятся предметом споров и целеполагания в российской макроэкономике, показывает, что многие из них в Казахстане уже выполнены. Показательной является разница в уровнях резервов в национальных фондах по отношению к масштабам экономик; уровнях цен на нефть, закладываемых в бюджетах, и возможностях стимулировать экономику с помощью государственного спроса в случае, если вторая волна кризиса приведет к их снижению. Большинство аналитиков считают, что здесь способности Казахстана значительно выше российских благодаря сдержанности в наращивании бюджетных расходов. А представители отечественных экономических властей уверены, что при длительном и остром кризисе республика может потратить $20 млрд из Нацфонда (пропорционально тратам 2008 и 2009 годов) и избежать существенного экономического спада. Российские эксперты спорят также относительно установления “цены отсечения” нефти, при которой дополнительные доходы должны поступать в Нацфонд, а не в бюджет, в то время как у нас определен размер ежегодного трансферта из Нацфонда в бюджет, который не может быть превышен без специального политического решения.
Одним из главных вопросов при интеграции в рамках ЕЭП остается то, насколько стороны на самом деле привержены тому принципу, что решения принимаются на институциональном уровне, а не становятся просто выражением “права сильного”. При этом с институтами не очень хорошо и у Казахстана, и у России, и у Белоруссии. Весьма популярен в российских и казахстанских экспертных кругах тезис о том, что высокие цены на нефть делают невозможными глубокие структурные реформы, и что, возможно, ситуация, когда не приходилось бы рассуждать о “цене отсечения” вынужденно привела бы к появлению новой повестки, в рамках которой первоочередным было бы не состязание лоббистов за государственные ресурсы, а перспектива какого-либо содержательного решения имеющихся проблем. Пока же остается ощущение, что решения, принимаемые на правительственном уровне, часто выступают следствием какой-то эклектики, а не осознанной политики. Те или иные проблемы достигают такой степени остроты, что на них невозможно не реагировать, и тогда они “гасятся” с помощью нефтедолларов, расширения сферы деятельности национальных компаний и перехода в режим “ручного управления” со стороны различных государственных структур.
Примеров, когда бы, напротив, расширялись компетенции рынка, в последние годы крайне мало. “Самрук-Казына” решает уже и проблемы строительства доступного жилья, тогда как тонкие настройки вроде фондирования банков и формирования пулов покупателей жилья остаются и на нынешнем посткризисном этапе слабоактуальными, а частные инвесторы - немотивированными. О мотивации для частных инвестиций в строительство жилья эконом-класса нет и речи, при том, что государственные программы наверняка будут не слишком эффективными. Также не решены фундаментальные проблемы, приведшие в прошлом цикле к раздуванию пузыря на рынке недвижимости. Распределение участков для строительства в крупных городах остается непрозрачным, очевидно, вновь будет значительна доля в расходах застройщиков затрат на получение разрешений, а подключение жилья к коммуникациям остается предметом произвольных решений монополий. Между тем рынок недвижимости при определенных обстоятельствах вновь, возможно, будет играть роль некоего симулятора фондового рынка, собирающего “горячие деньги”.
Одним из немногих видимых исключений выглядят реформы в корпоративном управлении нацкомпаний и подготовка “народных IPO”. Здесь есть определенная последовательность и желание достичь результатов. В то же время частная собственность значительно делегитимизирована по отношению даже к уровню 10-летней давности, и крупные корпорации воспринимаются как нечто сросшееся с государственным аппаратом.
В целом же, говоря о структурных реформах, можно отметить, что никто, похоже, в отличие от того периода, когда произошло заложение экономических основ, не готов поставить на преобразования хотя бы часть своего политического ресурса, особенно в ситуациях возможных потерь каких-то социальных групп или даже просто спекуляций на эту тему. Усиление патерналистской ориентации приводит к тому, что регламентация экономических процессов со стороны государства становится жестче и тогда, когда в этом нет необходимости, и к новому витку роста ожиданий от государства.
Николай ДРОЗД