Г-н МАРЧЕНКО отметил, что часть юридических лиц, державших депозиты в евро, начали перекладывать большей частью в доллары и отчасти в тенге. Нацбанк по-прежнему не готов предоставлять возможности для сильных валютных колебаний в течение одной торговой сессии или одного дня. Если на развитых рынках коррекция курса на 1% считается технической, а не чем-то выходящим из ряда вон, то у нас ослабление или укрепление доллара на Т1,5 за день вряд ли было воспринято столь спокойно. Российский Центробанк в последнее время несколько раз позволял подобные колебания, и это не вызывало какой-либо слишком бурной реакции на рынке в целом, “за исключением отдельных публикаций”. Однако для Казахстана Нацбанк считает полезным сохранение условий, при которых курс не может слишком бурно меняться в течение одной сессии. Говоря о принципах этого вмешательства, г-н Марченко отметил, что если накануне курс был Т146,75, то Нацбанк должен был бы начать покупать доллары, если на очередной торговой сессии тестировался бы уровень Т146,45, и продавать доллары, если бы произошло укрепление до Т147,10. Он, однако, отметил, что нет какой-либо ясной закономерности, при каких условиях происходит вмешательство Нацбанка, и призвал не пытаться заработать на выведении такой закономерности, поскольку Нацбанк может смешать все карты, если увидит, что кто-то начал зарабатывать подобным образом. Г-н Марченко также вспомнил, что в 2007 году определенным уровнем поддержки считался уровень в Т120 за доллар. После того, как $7 млрд портфельных инвестиций, пришедших в Казахстан за несколько лет, были выведены за несколько месяцев, Нацбанк “совершенно оправданно”, как считает не руководивший им в тот период г-н Марченко, начал ослаблять тенге, это вызвало, однако, панику, “раздуваемую обменными пунктами”, и курс доходил аж до Т140, и Нацбанк был вынужден осуществить интервенции и укрепить курс.

Что касается другой наиболее горячей темы, связанной со сверхликвидностью банковского сектора, находящейся в краткосрочных инструментах Нацбанка, то “хорошая новость состоит в том, что она не растет уже полтора месяца, а плохая в том, что она не уменьшается, хотя все предпочли бы, чтобы часть сверхликвидности была бы направлена на кредитование реальной экономики”. Председатель Нацбанка считает, что отчасти это может быть связано с тем, что правительственная программа субсидирования и частичного гарантирования ставок для несырьевого бизнеса только начинает действовать. У Нацбанка нет каких-либо сформулированных решений относительно увеличения размеров МРТ (возможно, это было бы очень сложным решением для части банковского сектора и в том числе для банков, прошедших реструктуризацию), и он не намерен повышать ставку рефинансирования с учетом того, что инфляция май к маю даже чуть снизилась по сравнению с инфляцией в годовом выражении в апреле и составила 7%, как и действующая ставка рефинансирования. Казахстанские банки, прошедшие реструктуризацию, с их новым объемом обязательств выглядят довольно привлекательным активом, и г-н Марченко по-прежнему считает, что государство должно выйти из капитала банков как можно быстрее (похоже, однако, у менеджмента самих банков и “Самрук-Казыны” степень убежденности в этом несколько ниже, и они говорят больше о заинтересованности в продаже активов по максимально высокой цене). Между тем, по мнению г-на Марченко, нет никаких резонов в том, чтобы государство оставалось в капитале, за исключением специализированных банков, например БРК и Жилстройсбербанка. Председатель Нацбанка не знаком с какими-либо деталями переговоров о возможном вхождении в БТА Сбербанка, которые должны начаться с завершением реструктуризации. Он, однако, считает, что привлечение именно российского инвестора имеет серьезную логику, поскольку у БТА много проблемных активов в России и банку нужен сильный российский партнер. Если бы кандидатом на вхождение не был бы Сбербанк, то, возможно, предложения могли бы делаться ВТБ или Газпромбанку.

Николай ДРОЗД