Проект кодекса довольно активно критиковался в ходе отдельной сессии представителями адвокатуры, и, вероятно, состоявшееся обсуждение можно считать наиболее важной апробацией законопроекта накануне предстоящего внесения в парламент в ближайшие дни. Основной доклад по поводу новой редакции Уголовно-процессуального кодекса, предполагающего достаточно существенные изменения, направленные главным образом на защиту прав подследственных, сделал начальник 1-го управления Генпрокуратуры Алмаз МУХАМЕДЖАНОВ.

Первое из презентованных им изменений - ликвидация стадии доследственнной проверки, “несущей на себе значительный коррупциогенный потенциал”. Официальное расследование еще не проводится, но на фигуранта возможного уголовного дела уже может оказываться серьезное давление. Предлагаемое решение состоит в том, что следствие должно начинаться с регистрации заявления либо первого неотложного следственного действия, предшествующего регистрации. (Несколько позже участники конференции обсуждали вопрос, с какого момента у подследственного появляется возможность обжалования действий следствия, и одно из предложений состоит как раз в том, что обжаловано может быть как раз первое следственное действие.)

Второе важное изменение касается учета замечаний Конституционного совета относительно момента фактического задержания, которым теперь становится физическое ограничение свободы. Срок доставления подследственного до места содержания под стражей теперь будет входить в срок фактического задержания.

При этом г-н Мухамеджанов отметил, что при задержании предлагается устно объявлять задерживаемому лицу его права и обязанности и даже законодательно закрепить формулу, которая должна быть произнесена. (Фактически казахстанские задержанные окажутся после принятия этой нормы почти в голливудской реальности, имея право на телефонный звонок.) По опыту Франции и Литвы предлагается ввести в уголовный процесс определение “свидетель, имеющий право на защиту”. Это свидетель, который еще не признан официально обвиняемым, но обвиняется в криминале в заявлении, на основании которого проводятся следственные действия. Такой свидетель может отказаться от дачи показаний и сразу иметь права на защитника и ознакомление с материалами дела.

В УПК вводится возможность сделки о признании вины. Несмотря на то, что это модель, присущая скорей англосаксонскому, а не континентальному правосудию. При этом суд должен обязательно исследовать и другие доказательства помимо признания вины, но судебное разбирательство может быть ускоренным. Кроме того, еще одной разновидностью сделки с подследственным может быть соглашение о сотрудничестве, которое применимо даже на стадии исполнения наказаний. Речь может идти даже не о том уголовном деле, по которому выдвинуто обвинения, а о других расследованиях, связанных, например, с организованными преступными группами, а также экстремистскими и террористическими организациями. (Адвокаты достаточно настороженно восприняли эту новацию.)

Наиболее серьезным изменением в кодекс, однако, выглядит появление в нем следственного судьи, который может принимать достаточно широкий спектр решений - от освобождения под залог до назначения экспертиз по ходатайству адвоката. Авторы законопроекта хотели бы видеть более широкое применение практики освобождения под залог, особенно по экономическим преступлениям и для лиц, обвиняющихся впервые. По словам г-на Мухамеджанова, речь не должна идти об обвинениях, связанных, например, с применением холодного оружия на улице. При этом он привел обнадеживающую украинскую статистику, связанную с освобождением под залог при выдвижении обвинений по определенным статьям. Там число подозреваемых, попытавшихся скрыться, совсем невелико и, очевидно, не может быть серьезным “антизалоговым” аргументом.

Пожалуй, наиболее горячая полемика в ходе первой сессии возникла в связи не с непосредственно проектом нового УПК, а с традиционными спорами о том, что означает крайне низкий процент оправдательных приговоров, выносимых казахстанской судебной системой в сравнении с судами западных стран. Один из представителей Генпрокуратуры считает, что на этом не стоит акцентировать внимание, поскольку ряд обвинительных заключений не утверждается прокурорами на стадии их передачи в суд. С другой стороны, адвокаты, в частности Александр РОЗЕНЦВАЙГ, и правозащитники весьма эмоционально высказались на эту тему, отметив, что именно количество оправдательных приговоров - критерий цивилизованности правовой системы и реального наличия состязательности сторон в ходе судебного процесса.

Председатель президиума Республиканской коллегии адвокатов Ануар ТУГЕЛ отметил как одну из особенностей ситуации то, что суды на стадии вынесения решения об аресте подследственных, как правило, занимают позицию обвинения, и количество отказов в заключении под стражу крайне невелико. Обвинения практически не рассматриваются на этой стадии по существу, и суды просто санкционируют решение, не знакомясь с материалами дела. По впечатлениям г-на Тугела, даже когда заключение под стражу санкционировалось прокуратурой, процесс отказов следствию был значительно выше. Это критическое замечание со стороны адвокатуры стало единственным, которое с большой вероятностью может быть учтено в законопроекте. По крайней мере, депутат мажилиса Рамазан САРПЕКОВ высказался в пользу такой возможности. Он отметил, что есть необходимость сделать судебное рассмотрение на этой стадии более полным и дать возможность суду запрашивать у следствия все имеющиеся материалы.

Правозащитник Анара ИБРАЕВА считает необходимым увеличить в соответствии с международной практикой сроки наказания за пытки. Адвокаты критиковали также недостаточное наделение полномочиями вводимого института следственного судьи. Представители адвокатского сообщества также много говорили о расширении возможностей адвокатуры в новом проекте, отметив, что в этом, вероятно, не было необходимости, если бы суд действительно состоялся как независимая ветвь власти.

Наибольшее внимание адвокаты уделили существованию проблемы, связанной с получением адвокатами доступа к гостайне. По словам члена президиума Республиканской коллегии адвокатов Данияра КАНАФИНА, в родственной российской правовой системе проблема допуска к госсекретам была решена достаточно давно, еще в 1996 году и не связана с какими-то издержками. Адвокаты просто дают подписку о неразглашении.

На конференции было заявлено о нескольких случаях грубого, по оценкам самих адвокатов, нарушения их прав. Г-н Розенцвайг попытался обжаловать, например, предоставление следствию доступа к его банковским документам, но не получил сколько-нибудь серьезной реакции ни в одной из судебных инстанций. Ситуация с г-ном Розенцвайгом произошла вместе с обыском известного казахстанского юриста Елены Новиковой, работавшей в последние годы в России и проводившей исследования о необходимости создания более гуманной и прозрачной правовой системы, в том числе и для экономического развития. Алматинская квартира г-жи Новиковой была обыскана, по утверждениям адвоката, непосредственно российскими следователями, что является, конечно, существенным нарушением международных деклараций. Председатель Конституционного совета Игорь РОГОВ обратил внимание на то, что в Казахстане исследования на тему гуманизации правовой системы не криминализуются, что является определенным показателем того, где ситуация все же лучше.

В целом же председатель Конституционного совета, который по определению должен быть сдержан в комментировании конкретных ситуаций, постарался найти здоровый компромисс. Одно из его предложений состояло в том, чтобы адвокаты и разработчики закона смогли за счет спонсорских средств ознакомиться с ролью прокуратуры и адвокатов в любой из континентальных правовых систем (упоминание о спонсорах вызвало реплику правозащитника Жемис ТУРМАГАМБЕТОВОЙ о том, что таковые уходят из Казахстана). Пока же о статусе адвокатов, по словам г-на Рогова, иногда неоправданно судят по американским фильмам, а в реальности после знакомства с возможностями прокуратуры некоторые из казахстанских юристов оценили их как чрезмерные. При этом произвольные заимствования то из континентальной, то из англосаксонской моделей приводят к тому, что в итоге не удается выстроить стройный фасад.

В целом ситуация выглядит весьма противоречивой. В проекте УПК содержится ряд действительно прогрессивных норм. Но, похоже, они введены туда прежде всего из имиджевых соображений, а не из желания действительно реально изменить баланс в пользу защиты. Какие-то компромиссы и широкий общественный консенсус по поводу вносимого в парламент законопроекта были бы крайне позитивным сценарием развития событий.