Уж точно роль государства в 2013 году, согласно планам, не должна была быть столь большой, а роль частных институтов - напротив, довольно скромной. Вряд ли реформаторы считали желательной столь тесную аффилированность государства и бизнеса, влияющую на формирование правил игры. Не удалось создать идеальную для развивающихся стран банковскую систему, причем не только вследствие причин внутри сектора: в огромной степени подкачала база - в лице заемщиков из несырьевого реального сектора. В пенсионной сфере возвращение к единому государственному фонду - несомненный институциональный регресс, несмотря на то, что он смягчается рядом оговорок и сохранен индивидуальный характер накоплений, а инвестиции ЕНПФ, вероятно, будут регламентированы системой разумных сдержек и противовесов.

У российских лидеров, начинавших вместе с Гайдаром, похожая, но своя повестка, связанная с приостановкой экономического роста, которую предлагается лечить знакомым субсидированием ставок. Есть сомнения по поводу того, расходовать или продолжать накапливать средства в относительно небольшом Фонде национального благосостояния, и касающиеся наличия священных коров и госбанков в экономике. Этих людей, однако, не назовешь одиночками, поскольку на их стороне симпатии части экономической академической среды, сильных медиа и части предпринимателей, преимущественно не связанных с сырьевым сектором.

Вынужденные же компромиссы казахстанских реформаторов оставляют их фактически в изоляции. Они по-прежнему выглядят инородными телами в среде госуправления (а ведь когда-то ситуация была прямо противоположной, и данные персоны воспринимались как некий эталон). При этом их уже нельзя считать создателями каких-то новых ценностей, каковые, собственно, и были на первом этапе фактором, двигавшим общее развитие вперед. Сами “волки-одиночки”, однако, склонны обусловливать то, что с ними происходит, конфликтом интересов, а не расхождениями в ценностях с рынком. Это приводит иногда к весьма своеобразному реагированию на критику, выражающемуся в заявлениях о том, что, дескать, все оппонирующие аналитики перед кем-то отчитываются, а негативные публикации проплачены или продиктованы учредителями СМИ.

Понятно, что регуляторы финансовых рынков неизбежно расходятся с последними в плане интересов, тем не менее успешное развитие отечественного финансового рынка происходило только тогда, когда существовало некое ценностное единство между регуляторами и регулируемыми. Идея “черных списков” вряд ли может воодушевить любой рынок, но где-то жесткость могла бы компенсироваться безупречностью процедур, крайней щепетильностью в принятии решений и толкованием в пользу “подозреваемого” любых сомнений. В этом случае рынок действительно становился бы сильнее в результате очищения либо самоочищения. Когда же никто не думает о том, станет ли рынок сильнее и сплоченнее в результате появления этих списков, а цель только в выстраивании более жесткой иерархии в секторе, это вряд ли может быть каким-то объединяющим началом или фактором, способствующим нормальным дискуссиям о том, в каком направлении должна двигаться экономика.

Что будет происходить после завершения процесса “отторжения патриархов”, неясно, поскольку проблема состоит не в том, что реформаторы-одиночки могут быть заменены вполне системными людьми (в то же время им на смену могут прийти и люди с таким же ценностным кодом), а в том, что это в какой- то момент перестанет восприниматься как потеря.

Николай ДРОЗД,