Пока попытки исправить эту ситуацию с помощью “народных IPO” и вывода части компаний металлургического и нефтяного сектора на внешние фондовые рынки с соответствующим повышением уровня корпоративной культуры и транспарентности имеют весьма ограниченный эффект. Трудно сказать, была бы ситуация намного лучше, воспринимайся отечественный сырьевой сектор как национальный. Объективно в момент приватизации у собственно казахстанских зарождавшихся финансово-промышленных групп не было финансовых и кадровых ресурсов для того, чтобы эффективно управлять бывшими предприятиями союзного подчинения и пытаться выстроить для этих компаний какую-то долгосрочную перспективу.

В итоге именно финансовый сектор стал определенным полигоном для реализации амбиций и немалого потенциала казахстанского бизнеса, существовавшего в 1990-е годы. Финансовый сектор, как и бизнес в целом, всегда были до определенной степени оппонентами практики управления, которая действовала в нацкомпаниях и добывающем секторе. Финансисты и предприниматели хотели бы получить какое-то участие в капитале и управлении, а кроме того, были убеждены, что многие вещи они просто сделали бы лучше. Сырьевой сектор и национальные компании очень быстро получили прямой выход на внешние финансовые рынки, и это в значительной степени усиливало противоречия. Создание собственного финансового сектора стало одной из самых успешных казахстанских реформ. Несмотря на проблемы, выявившиеся в ходе кризиса, и банковская, и накопительная пенсионная системы на несколько лет опережали в развитии своих коллег с постсоветского пространства. Критикуя теперь банки, политики, возможно, борются против самих себя и собственных наиболее успешных реформ.

В определенный момент банки стали становиться чем-то большим, чем просто банки, поскольку с банковской системой связывались надежды на диверсификацию экономики в сторону технологического развития. Между тем развитые финансовые системы часто являются условием такой диверсификации, но они не могут быть ее драйверами. При этом даже на пике раздувания пузырей многие профессиональные банкиры говорили о том, что банки - это не больше чем финансовые посредники. Благодаря репутации они могут привлечь денег больше и дешевле, чем кто-либо, а огромная информация о процессах, происходящих в экономике, позволяет допускать меньше ошибок в кредитовании (как выяснилось - пока экономика на подъеме). Тем не менее очень высокий уровень ожиданий от “хваленой банковской системы” остается критически важным фактором до сих пор.

Вторым несбывшимся ожиданием стало завоевание казахстанскими банками постсоветских рынков. Конечно, это была докризисная модель развития - прежде всего БТА. Речь шла уже о каких-то аналогиях с Голландией, банками, переросшими относительно небольшую национальную экономику и первыми выходящими на развивающиеся рынки с высокими уровнями рисков и поступлений.

То, что значительная часть потенциала национального бизнеса была сосредоточена в финансовом секторе, сделало к тому же неизбежной политизацию, которая в принципе не характерна для банкиров. Логичнее было ждать какого-то фрондерства от сырьевого сектора или производителей потребительских товаров, которые, однако, так и не успели стать серьезной силой в короткий период роста до кризиса. В итоге, хотя государство спасло крупные банки в кризисный период, риторика о том, что речь идет лишь о кровеносной системе экономики, не воспринимается эмоционально ни населением, ни госаппаратом. Ожидания по-прежнему оказываются завышенными, между тем человек со здоровой кровеносной системой не обязательно должен быть чемпионом по армрестлингу или хотя бы по шахматам.

Очевидно, понимание того, что банки просто высокопрофессиональные посредники, демонизировать которые или ожидать от них слишком многого неправильно, приходит с большими сложностями, и финансовый сектор еще долго будет оставаться достаточно сильным идеологическим и социальным раздражителем.

Николай ДРОЗД,